 | Официальная правовая информация |
РЕШЕНИЕ МЕЖДУНАРОДНОГО АРБИТРАЖНОГО СУДА ПРИ БЕЛОРУССКОЙ ТОРГОВО-ПРОМЫШЛЕННОЙ ПАЛАТЕ
31 июля 2018 г. (дело № 1713/97-17)
Международный арбитражный суд при БелТПП, рассмотрев в помещении суда (ул. Коммунистическая, 11, комн. 206, зал судебных заседаний, г. Минск) в заседаниях, которые состоялись 19 февраля, 28 февраля, 23 марта и 18 апреля 2018 года, дело № 1713/97-17 по иску акционерного общества «А» (Республика Болгария) к обществу с ограниченной ответственностью «Б» (Республика Беларусь) о взыскании 88 139,3 евро и 180,0 доллара США,
УСТАНОВИЛ:
Позиции сторон спора
В исковом заявлении акционерное общество «А» (далее именуемое «истец») утверждало, что 11 июня 2012 года заключило с обществом с ограниченной ответственностью «Б» (далее именуемым «ответчик») контракт (далее именуемый «Контракт»), в соответствии с пунктом 1.1 которого истец обязался поставить, а ответчик должен был принять и оплатить товар – оборудование, приборы и материалы – согласно спецификациям, являющимся неотъемлемой частью Контракта.
В соответствии с пунктом 2.2 Контракта поставка товара осуществляется партиями в течение 180 календарных дней с момента его заключения.
Общая стоимость товара согласно пункту 4.1 Контракта составляет 1 531 310,0 евро.
Истец указал, что во исполнение условий Контракта он поставил ответчику товар на общую сумму 296 140,0 евро, а именно:
– 13 сентября 2012 года на сумму 41 480,0 евро согласно инвойсу и таможенной декларации;
– 17 сентября 2012 года на сумму 41 720,0 евро согласно инвойсу и таможенной декларации;
– 17 сентября 2012 года на сумму 540,0 евро согласно инвойсу и таможенной декларации;
– 25 сентября 2012 года на сумму 43 600,0 евро согласно инвойсу и таможенной декларации;
– 26 сентября 2012 года на сумму 42 200,0 евро согласно инвойсу и таможенной декларации;
– 5 октября 2012 года на сумму 42 200,0 евро согласно инвойсу и таможенной декларации;
– 9 октября 2012 года на сумму 42 200,0 евро согласно инвойсу и таможенной декларации;
– 16 октября 2012 года на сумму 42 200,0 евро согласно инвойсу и таможенной декларации.
По утверждению истца, в нарушение положений пункта 4.2 Контракта ответчик не исполнил обязательство по оплате партий поставленного по Контракту товара в течение 10 рабочих дней от момента получения товара на склад ответчика. Задолженность ответчика подтверждена подписанными им 18 января 2013 года и 29 января 2014 года актами сверки, а также оборотно-сальдовой ведомостью по счету 60 на 31 марта 2014 года.
Истец заявил требование о взыскании с ответчика задолженности по оплате товара, поставленного по одному инвойсу, а именно по инвойсу от 5 октября 2012 года на сумму 42 200,0 евро.
Поскольку пунктом 7.1 Контракта за неисполнение или несвоевременное исполнение стороной взятых на себя обязательств предусматривается уплата штрафной неустойки в размере 0,1 % от стоимости поставки товара за каждый день просрочки, но не более 3 % от стоимости Контракта, истец просил взыскать с ответчика пеню в сумме 45 939,3 евро за просрочку оплаты товара, поставленного по инвойсу от 5 октября 2012 года на сумму 42 200,0 евро.
Таким образом, общая сумма исковых требований составила 88 139,3 (42 200,0 + 45 939,3) евро.
В исковом заявлении истец также указал, что подписанные ответчиком акты сверки от 18 января 2013 года и 29 января 2014 года, а также оборотно-сальдовая ведомость по счету 60 на 31 марта 2014 года является доказательством признания ответчиком своего обязательства перед истцом, что, по мнению истца, свидетельствует о том, что со дня такого признания начинает течь новый четырехлетний срок исковой давности.
В качестве правового обоснования своих исковых требований истец указал статьи 53 и 59 Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров (г. Вена, 1980 год), а также статьи 290, 476, пункт 3 статьи 493 Гражданского кодекса Республики Беларусь. В качестве правового обоснования возобновления течения срока исковой давности истец указал пункт 1 статьи 20 Конвенции ООН об исковой давности в международной купле-продаже товаров (г. Нью-Йорк, 1974 год) (далее – Конвенция об исковой давности).
Истец просил также возместить уплаченный им при обращении в Международный арбитражный суд при БелТПП арбитражный сбор.
13 декабря 2017 года истец представил в Международный арбитражный суд при БелТПП ходатайство об увеличении исковых требований в части взыскания с ответчика расходов по оплате юридических услуг в сумме 180,0 доллара США согласно части второй статьи 60 Регламента Международного арбитражного суда при БелТПП.
Ответчик, получив исковое заявление с приложенными к нему материалами 12 декабря 2017 года, что подтверждается почтовым уведомлением от 7 декабря 2017 года (находится в материалах дела), представил ответ на исковое заявление, в котором заявил о пропуске истцом срока исковой давности и просил отказать в удовлетворении иска.
Ответчик указал, что товар по инвойсу от 5 октября 2012 года был поставлен 12 октября 2012 года и должен был быть оплачен не позднее 26 октября 2012 года.
По мнению ответчика, сославшегося на положения статей 8 и 10 Конвенции об исковой давности, срок исковой давности начал течь с 27 октября 2012 года и истек 28 октября 2016 года.
Ответчик утверждал также, что основания для возобновления течения срока исковой давности отсутствуют.
Основываясь на положениях пункта 1 статьи 20 Конвенции об исковой давности, ответчик возражал против утверждения истца о том, что срок исковой давности был прерван письменным признанием обязательств перед кредитором, о чем свидетельствуют акты сверки, якобы подписанные ответчиком 18 января 2013 года и 29 января 2014 года, а также оборотно-сальдовая ведомость по счету 60 на 31 марта 2014 года.
По утверждению ответчика, акты сверки между сторонами отсутствуют.
Так, ответчик полагал, что выводы, указанные в акте об установлении факта от 31 июля 2017 года, приложения к которому рассматриваются истцом в качестве подтверждения признания долга, не подтверждают и не опровергают никаких фактов, имеющих отношение к предмету спора, а именно:
– отсутствуют доказательства того, что был осуществлен доступ к электронной почте, а не в иную, специально созданную для этих целей программу. Принадлежность адреса истцу, его действительность в акте об установлении факта от 31 июля 2017 года не устанавливались;
– отсутствуют доказательства того, что электронные письма были в действительности отправлены и получены, а не специально помещены в систему с целью установления факта;
– отсутствует информация о расширении файлов, прилагаемых к письмам; не указан их формат;
– не установлен факт наличия подтверждающего признание ответчиком долга перед истцом письменного документа, удовлетворяющего требованиям к электронному документу, которые перечислены в Законе Республики Беларусь от 28 декабря 2009 года «Об электронном документе и электронной цифровой подписи».
Ответчик утверждал, что стороны не подписывали акты сверки взаимных расчетов. Данные документы отсутствуют. Ответчик не располагает и электронными письмами, указанными в акте об установлении факта от 31 июля 2017 года, а также не может подтвердить достоверность подписи или печати на прилагаемых к нему документах.
По мнению ответчика, Контракт не позволяет сторонам использовать электронную почту в качестве надлежащего источника переписки. Посредством электронных писем невозможно установить, что документ исходит от стороны по Контракту.
Ответчик отметил также, что указанные в акте об установлении факта от 31 июля 2017 года копии документов не являются актами сверки взаимных расчетов, исходя из их содержания: отсутствует информация о Контракте, о факте поставки товара, о нахождении его на складе, о наличии долга, о лицах, подписывающих документ.
Ответчик полагал, что указанные копии документов могут подтверждать лишь количество, дату и сумму инвойсов, а не признание долга за поставку и обязанность по оплате перед истцом. Документ, который является предположительно приложением к финансовому отчету истца, составлен на болгарском языке, и достоверно установить его содержание ответчик не может.
Ответчик обратил внимание и на то обстоятельство, что представленные копии документов не являются признанием долга непосредственно перед истцом, так как оборотно-сальдовая ведомость является внутренним документов ответчика и не направлена на подписание ее кредиторами, вследствие чего не является признанием долга, которое адресовано истцу, а документы, именуемые истцом как акты сверки, могли быть направлены ответчиком истцу как участнику ответчика.
Ответчик также указал, что истец являлся участником ответчика в период с 9 сентября 2003 года до 8 октября 2014 года. В указанный период истец в неофициальном порядке запрашивал справочную информацию о деятельности ответчика. Однако в указанных взаимоотношениях истец выступал не как кредитор ответчика, а как его участник.
Совокупность изложенных аргументов позволила ответчику утверждать, что условия о признании долга, установленные статьей 20 Конвенции об исковой давности, не соблюдены.
По мнению ответчика, с истечением срока исковой давности по главному требованию истекает срок исковой давности и по дополнительным требованиям согласно статье 27 Конвенции об исковой давности и статье 208 Гражданского кодекса Республики Беларусь, вследствие чего требование о взыскании неустойки также не подлежит удовлетворению. Кроме того, истец неверно определил размер неустойки.
Согласно расчету ответчика максимальный размер пени не может превышать 8 884,2 (296 140,0 х 3 %) евро.
На основании вышеизложенных доводов ответчик просил отказать истцу в удовлетворении исковых требований в полном объеме.
16 марта 2018 года ответчик представил в Международный арбитражный суд при БелТПП дополнительные пояснения, в которых изложил свои аргументы относительно срока исковой давности.
Во-первых, проанализировав понятие исковой давности и содержание статьи 204 Гражданского кодекса Республики Беларусь, ответчик указал, что признание долга по смыслу закона прерывает исковую давность лишь тогда, когда такие действия совершаются должником по отношению к кредитору.
По мнению ответчика, сославшегося на статью 2 Гражданского кодекса Республики Беларусь, содержащую положение о том, что добросовестность и разумность участников гражданских правоотношений предполагается, поскольку не установлено иное (презумпция добросовестности и разумности), и статью 9 Гражданского кодекса Республики Беларусь, устанавливающую запрет на злоупотребление правом в любых формах, кредитор, действуя разумно и добросовестно, при реализации своих прав (включая право на судебную защиту) осведомлен (либо должен быть осведомлен) о сроках реализации такого права, так как реализация права в установленный срок является неотъемлемой частью разумного и добросовестного поведения участников гражданских правоотношений, в то время как реализация права с нарушением такого срока может быть расценена как злоупотребление правом.
Ответчик полагал, что из вышеизложенного следует, что субъекту права всегда известно о сроке реализации своего права, а значит, всегда известно (либо должно быть известно) и об изменении сроков реализации права, в том числе о прерывании таких сроков.
Ситуация, при которой кредитору всегда известно о прерывании сроков (то есть ситуация, в которой сохраняется презумпция добросовестности и разумности кредитора), может возникнуть лишь тогда, когда кредитор является непосредственным участником обстоятельств, служащих основанием для прерывания сроков. Указанная логика прослеживается во всех обстоятельствах, с которыми статьи 203 и 204 Гражданского кодекса Республики Беларусь связывают приостановление (прерывание) сроков исковой давности (предъявление иска, невозможность рассмотрения иска, невозможность рассмотрения дела по иску, досудебное урегулирование спора, внесудебное урегулирование спора – во всех случаях кредитор является непосредственным участником соответствующих событий либо эти события ограничивают возможность реализации его права на судебную защиту).
Ответчик отметил, что признание долга по смыслу статьи 204 Гражданского кодекса прерывает срок исковой давности лишь тогда, когда кредитор является непосредственным участником признания долга (то есть признание долга совершено непосредственного перед кредитором). В противном случае кредитору может быть неизвестно о прерывании срока исковой давности, а значит, неизвестно о реальном сроке реализации своего права на судебную защиту, что не исключает злоупотребление правом, а следовательно, исключает презумпцию добросовестности и разумности участников гражданских правоотношений (то есть противоречит принципам гражданского права).
Ответчик указал, что в комментарии к статье 20 Конвенции об исковой давности в международной купле-продаже товаров (г. Нью-Йорк, 1974 год) отмечается, что прерывание срока исковой давности признанием долга имеет место тогда, когда такое признание было сделано должником перед кредитором.
Позиция о том, что признание долга прерывает срок исковой давности лишь тогда, когда такие действия совершаются должником по отношению к кредитору, поддерживается в правовой доктрине и в судебной практике Российской Федерации, в частности указанными ответчиком постановлениями ФАС Московского округа, Волго-Вятского округа, Западно-Сибирского округа, Северо-Кавказского округа, Арбитражным судом Пермского края, определениями Верховного Суда Российской Федерации.
Во-вторых, по мнению ответчика, признание долга в контексте статьи 20 Конвенции об исковой давности в международной купле-продаже товаров (г. Нью-Йорк, 1974 год) должно быть совершено в письменной форме.
Термин «письменная форма» определяется в статье 1 (3g) данной Конвенции. Письменная форма (то есть документ на бумажном носителе) означает также сообщения по телеграфу или телетайпу.
Ответчик полагал, что Конвенция об исковой давности самостоятельно не приравнивает электронные письма, направленные посредством сети Интернет (e-mail), к письменной форме сообщения.
В качестве примера ответчик привел дело, которое было разрешено Высшим Хозяйственным Судом Украины, сделавшим вывод о том, что электронные сообщения (e-mail) могут быть приравнены к письменной форме в смысле статьи 20 Конвенции об исковой давности в международной купле-продаже товаров (г. Нью-Йорк, 1974 год) только в том случае, если национальное законодательство допускает такую эквивалентность.
Ответчик отметил, что из статьи 22 Закона Республики Беларусь от 28 декабря 2009 года «Об электронном документе и электронной цифровой подписи» следует, что к письменной форме документа приравнивается лишь подлинный электронный документ, а также копия электронного документа, соответствующая требованиям, установленным статьей 20 данного Закона.
Согласно статье 1 Закона Республики Беларусь от 28 декабря 2009 года «Об электронном документе и электронной цифровой подписи» под электронным документом понимается документ в электронном виде с реквизитами, позволяющими установить его целостность и подлинность. Таким реквизитом является электронно-цифровая подпись.
К письменному документу белорусским законодательством приравнивается не всякий электронный документ, а лишь документ, содержащий электронно-цифровую подпись, а также копия этого документа, соответствующая требованиям Закона Республики Беларусь от 28 декабря 2009 года «Об электронном документе и электронной цифровой подписи».
По мнению ответчика, представленное истцом электронное письмо, а также вложения к этому письму не содержат реквизитов, позволяющих установить его целостность и подлинность, а значит, не могут быть признаны электронными документами и приравнены к письменному документу. Копии представленных истцом электронных писем не соответствуют требованиям статьи 20 Конвенция об исковой давности, так как не удостоверены в установленном порядке.
На основании вышеприведенных доводов ответчик пришел к выводу о том, что электронные сообщения, на которые ссылается истец как на основание прерывания срока исковой давности, не являются письменным признанием долга.
Ответчик указал также, что из представленных истцом документов невозможно установить, что такие документы исходили от ответчика. Юридически значимое сообщение может быть признано в качестве доказательства только в том случае, если оно направлено посредством электронной почты и возможно достоверно установить, от кого исходило сообщение и кому оно было адресовано (при условии, что направление сообщения по электронной почте не противоречит закону, договору или не следует из обычая или практики, устоявшейся во взаимоотношениях сторон).
Возможность использования электронной почты в гражданских отношениях предусмотрена пунктом 2 статьи 404 Гражданского кодекса Республики Беларусь при условии, что такой способ связи позволяет достоверно установить, что документ исходит от стороны по договору.
Ответчик отметил, что подход о допустимости в качестве доказательства документов, полученных посредством электронной связи, при условии, если возможно установить достоверность таких документов, закреплен в части первой статьи 84 ХПК Республики Беларусь.
В письменных пояснениях, представленных в Международный арбитражный суд при БелТПП 22 марта 2018 года, истец отметил, что в акте об установлении факта от 31 июля 2017 года нотариус установил факт наличия документов в электронной почте истца по электронному адресу, которые отправлены на или получены от электронной почты по принадлежащему ответчику электронному адресу. Указанные в данном акте электронные ящики существуют и принадлежат сторонам, что подтверждается фирменными бланками сторон. Стороны не отрицают принадлежность им индивидуальных названий почтовых ящиков в данных конкретных доменах.
Истец указал, что в акте об установлении факта от 31 июля 2017 года нотариус установил следующий факт.
Специалист информационного обслуживания ввел через клавиатуру компьютера электронный адрес, как и пароль для доступа к электронной почте – сочетание цифр и букв, которые на экране отображались в виде символов – черных точек. Это свидетельствует о том, что вход в электронную почту осуществлен через браузер.
Есть разные понятия доступов к электронной почте: почтовый клиент и почтовый сервис в браузере.
Почтовый клиент – это предоставление доступа к электронной почте через специальную программу, иными словами, программное обеспечение, которое инсталлируется на компьютер либо иные электронные носители пользователя и предназначено для написания, получения, хранения, отправки электронной корреспонденции. При входе в такую программу достаточно ввести пароль и код доступа непосредственно в устройство: телефон или компьютер.
Поскольку вход осуществлен через браузер, то невозможно подменить или изменить содержание электронной почты, так как это чужой сервер.
В данном случае был набран именно пароль, дающий доступ к электронной почте, а не к компьютеру. После ввода электронного адреса и пароля сервер их авторизовал как владельца электронного ящика. Они вошли именно в свою почту. Подменить данные логина и пароля невозможно, так как они уникальны. Это сторонний сервер, и в нем поменять ничего нельзя. Каждая почта имеет свой индивидуальный домен. Новую такую не создать, и никто не может сделать дубликат.
Ставить под сомнения официальные действия нотариуса нельзя, так как нотариальное удостоверение несет под собой определенный груз ответственности. И подложная информация является уже уголовно наказуемой.
По мнению истца, вход в электронную почту и наличие исходящего/входящего письма позволяют достоверно установить, что информация исходит именно от стороны по Контракту.
В данном акте нотариус установил, что в ответ на письмо истца, адресованное генеральному директору и главному бухгалтеру ответчика 28 января 2014 года, от ответчика поступили письма, подтверждающие наличие задолженности перед истцом в размере 297 340,0 евро: приложение № 3 к акту от 29 октября 2014 года, письмо о том, что документы, которые предоставил ответчик в адрес истца, соответствуют правилам ведения бухгалтерского учета в Республике Беларусь, от 30 января 2014 года. В ответ на вышеуказанное письмо истца от ответчика поступила пояснительная записка к годовому бухгалтерскому отчету ответчика за 2013 года и оборотно-сальдовая ведомость по счету 60 на 31 марта 2014 года, где указано, что по состоянию на 31 декабря 2013 года у ответчика числится кредиторская задолженность в иностранной валюте перед истцом в размере 297 340,0 евро. Данные документы были представлены в письменном виде и подписаны директором и главным бухгалтером ответчика.
Истец полагал, что неверными являются доводы ответчика о том, что факт наличия письменного документа для подтверждения факта задолженности не установлен.
Истец отметил, что в соответствии со статьей 13 Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров (г. Вена, 1980 год) под письменной формой понимаются также сообщения по телеграфу и телетайпу. Однако на момент принятия данной Конвенции электронные средства связи не получили широкого распространения и применения, в то время не было и Интернета. Следовало бы согласиться с мнением, что с учетом развития информационных технологий разумно было бы относить к письменным и электронные сделки (электронную передачу информации). Как и в случае использования телеграфа и телетайпа для осуществления сообщений, при применении электронных средств связи стороны обмениваются информацией на расстоянии.
По мнению истца, переписка сторон с помощью электронной почты также является письменной формой и ранее упомянутые документы подтверждают факт задолженности ответчика перед истцом.
Истец обратил внимание и на то обстоятельство, что письмо ответчика истцу от 30 января 2014 года является сопроводительным письмом к высылаемой документации по запросу истца от 28 января 2014 года. Адресовано данное письмо непосредственно истцу. К этому же письму относится и пояснительная записка к бухгалтерскому балансу за 2013 год, и оборотно-сальдовая ведомость по счету 60.
Лицо, чье имя и фамилия указаны в приложении № 3 к акту об установлении факта от 31 июля 2017 года, является аудитором истца и действует от его имени на основании доверенности. Из текста доверенности следует, что аудитор истца может получать и отправлять корреспонденцию от имени и на имя истца, а также от своего имени, но в интересах истца.
Названное лицо выступает аудитором истца и действует от его имени и в его интересах, а не как сторонний аудитор, проверяющий финансовые показатели ответчика. Данные, предоставленные ему ответчиком, – данные для истца, то есть для кредитора.
Вышеизложенное, как полагал истец, свидетельствует о том, что подписанием акта сверки ответчик подтверждает свой долг непосредственно перед кредитором – истцом.
Что же касается представленного расчета пени по Контракту, то, руководствуясь положениями пункта 1 статьи 401, пункта 1 статьи 390 Гражданского кодекса Республики Беларусь, нормами Указа Президента Республики Беларусь от 27 марта 2008 года № 178 «О порядке проведения и контроля внешнеторговых операций», истец отметил, что в соответствии с пунктом 7.1 Контракта пеня рассчитывается исходя из указанной в пункте 4.1 Контракта общей суммы товара – 1 531 310,0 евро.
В дополнительных пояснениях от 14 апреля 2018 года ответчик указал, что истец не привел надлежащих и достоверных доказательств отправки и получения электронных писем сторонами. Нотариус удостоверил лишь факт нахождения файлов в программе, при этом не имеет значения, был ли это почтовый клиент или файл находился на почтовом сервере.
Ответчик отметил также, что из акта об установлении факта от 31 июля 2017 года не следует установление факта признания задолженности, факта отправки и получения писем. Ссылка истца на записку к годовому балансу, оборотно-сальдовую ведомость по счету 60 на 31 марта 2014 года не имеет отношения к рассматриваемому делу. Ответчик письмо 28 января 2014 года не получал, на письмо 30 января 2014 года не отвечал. Оборотно-сальдовая ведомость по счету 60 от 31 марта 2014 года не могла быть отправлена 30 января 2014 года. Бухгалтерские документы в принципе не могут свидетельствовать о признании долга, поскольку в противном случае нивелируется весь смысл института исковой давности (правильно оформленная бухгалтерская отчетность всегда отражает кредиторскую и дебиторскую задолженность).
Ответчик утверждал, что не имеет оригиналов указанных документов.
Комментируя довод истца, что обмен документами по электронной почте «разумно» относить к письменной форме, ответчик, сославшись на статью 13 Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров (г. Вена, 1980 год), отметил, что указанные акты не предусматривают возможность расширительного толкования нормативных актов в соответствии с требованиями разумности.
Компетенция Международного арбитражного суда при БелТПП
Пунктом 9.1 Контракта предусмотрено, что «споры, возникающие по данному Контракту, рассматриваются в Международном Арбитражном Суде при Торгово-промышленной Палате Республики Беларусь в г. Минске».
Истец представил адресованную ответчику претензию от 27 марта 2017 года, а также повторную претензию от 26 апреля 2017 года, в которых просил оплатить задолженность по Контракту в сумме 296 140,0 евро.
20 октября 2017 года истец направил ответчику претензию, содержащую просьбу уплатить основной долг по Контракту в сумме 296 140,0 евро и предусмотренную пунктом 7.1 Контракта пеню в сумме 45 939,3 евро, а всего – 342 079,3 евро в течение десяти дней с момента получения данной претензии.
Истец указал также, что в случае невыполнения ответчиком вышеизложенной просьбы в добровольном порядке он будет вынужден обратиться в Международный арбитражный суд при БелТПП с исковым заявлением о взыскании основного долга по Контракту, пени, расходов за подачу искового заявления и по оплате юридических услуг.
Поскольку возникший спор сторонам не удалось разрешить в досудебном (доарбитражном) порядке, истец направил исковое заявление в Международный арбитражный суд при БелТПП.
В части второй статьи 4 Закона Республики Беларусь от 9 июля 1999 года «О международном арбитражном (третейском) суде» указывается, что в международный арбитражный суд по соглашению сторон могут передаваться гражданско-правовые споры между любыми субъектами права, возникающие, в частности, при осуществлении внешнеторговых и иных видов международных экономических связей, если местонахождение или местожительство хотя бы одного из них находится за границей Республики Беларусь.
В соответствии со статьей 4 Регламента Международный арбитражный суд при БелТПП вправе рассмотреть дело при наличии арбитражного соглашения.
Согласно статье 11 Закона Республики Беларусь от 9 июля 1999 года «О международном арбитражном (третейском) суде» и статье 4 Регламента Международного арбитражного суда при БелТПП арбитражным соглашением является соглашение сторон о передаче на рассмотрение международного арбитражного суда всех или отдельных споров, которые возникли или могут возникнуть из связывающего стороны правоотношения, которое может быть заключено в виде арбитражной оговорки (отдельного положения гражданско-правового договора) или в виде самостоятельного договора.
При этом в соответствии со статьей 11 Закона Республики Беларусь от 9 июля 1999 года «О международном арбитражном (третейском) суде» и статьей 4 Регламента Международного арбитражного суда при БелТПП требование о соблюдении письменной формы считается выполненным, если, в частности, арбитражное соглашение содержится в документе, подписанном обеими сторонами.
Пункт 9.1 Контракта является арбитражной оговоркой, предусматривающей разрешение споров, возникающих по Контракту, в «Международном Арбитражном Суде при Торгово-промышленной палате Республики Беларусь в г. Минске».
По мнению состава суда, допущенная в арбитражной оговорке неточность в наименовании органа для разрешения споров не влияет на подсудность спора Международному арбитражному суду при БелТПП, поскольку на территории Республики Беларусь в городе Минске действует единственная торгово-промышленная палата, именуемая «Белорусская торгово-промышленная палата», при которой учрежден также единственный Международный арбитражный суд при БелТПП.
В ходе производства по делу компетенция Международного арбитражного суда при БелТПП сторонами оспорена не была.
На основании вышеизложенного состав суда считает себя компетентным для разрешения возникшего между сторонами спора.
Применимое право
При определении подлежащего применению при разрешении спора права состав суда исходил из следующего.
В Контракте отсутствует соглашение сторон о подлежащем применению праве.
Согласно части первой статьи 36 Закона Республики Беларусь от 9 июля 1999 года «О международном арбитражном (третейском) суде» и пункту 1 статьи 38 Регламента Международного арбитражного суда при БелТПП состав суда разрешает спор в соответствии с правом, которое стороны избрали в качестве применимого к существу спора. Любое указание на право или систему права какого-либо государства должно толковаться как непосредственная отсылка к материальному праву этого государства, а не к его коллизионным нормам.
В пункте 1 статьи 1124 Гражданского кодекса Республики Беларусь указывается, что стороны договора могут при заключении договора или в последующем избрать по соглашению между собой право, которое подлежит применению к их правам и обязанностям по этому договору, если это не противоречит законодательству.
Согласно пункту 2 данной статьи соглашение сторон о выборе подлежащего применению права должно быть явно выражено или должно прямо вытекать из условий договора и обстоятельств дела, рассматриваемых в их совокупности.
В пункте 3 этой же статьи указывается, что выбор сторонами по договору подлежащего применению права, сделанный после заключения договора, имеет обратную силу и считается действительным с момента его заключения без ущерба для прав третьих лиц.
В судебном заседании 18 апреля 2018 года было представлено соглашение о применимом к Контракту праве, в качестве которого стороны избрали нормы материального права Республики Беларусь.
Поскольку коммерческие предприятия истца и ответчика находятся в государствах, являющихся участниками Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров (г. Вена, 1980 год), данная Конвенция применяется к отношениям сторон Контракта.
Кроме того, к отношениям сторон подлежит применению Конвенция об исковой давности, поскольку в соответствии со статьей 3 данной Конвенции (с поправками, внесенными Протоколом от 11 апреля 1980 года) названная Конвенция применяется в том случае, если согласно нормам международного частного права к договору купли-продажи применимо право Договаривающегося государства.
Таким образом, при разрешении возникшего между сторонами спора состав суда руководствовался положениями Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров (г. Вена, 1980 год), Конвенции об исковой давности, а субсидиарно – гражданским правом Республики Беларусь.
В соответствии со статьей 12 Закона Республики Беларусь от 9 июля 1999 года «О международном арбитражном (третейском) суде» если стороны предусмотрели в арбитражном соглашении передачу спора на рассмотрение постоянно действующего арбитражного суда, то таким образом при отсутствии соглашения сторон об ином они согласовали и порядок рассмотрения спора в соответствии с арбитражным регламентом.
Следовательно, процессуальные правила рассмотрения спора определяются Регламентом Международного арбитражного суда при БелТПП.
Производство по делу
1 декабря 2017 года Председатель Международного арбитражного суда при БелТПП вынес определение о принятии данного дела к производству за № 1713/97-17.
В соответствии со статьей 5 Регламента Международного арбитражного суда при БелТПП количественный состав суда определяется соглашением сторон, а при отсутствии такого соглашения включает трех арбитров.
В исковом заявлении истец просил рассмотреть спор единоличным составом суда и предложил кандидатуры основного и запасного единоличного арбитров.
В ответе на исковое заявление ответчик, сославшись на пункт 1 статьи 5 Регламента Международного арбитражного суда при БелТПП, отметил, что в отсутствие соглашения сторон о количественном составе суда спор подлежит рассмотрению тремя арбитрами, и указал в качестве основного и запасного арбитров со своей стороны.
Определением от 15 января 2018 года арбитры избрали основного и запасного председателей состава суда.
В судебном заседании 19 февраля 2018 года интересы истца представляли юристы, действующие на основании доверенностей от 27 октября 2017 года, 1 апреля 2015 года и 3 января 2018 года (копии находятся в материалах дела).
В судебное заседание явился Д., предъявивший выданную обществом с ограниченной ответственностью «Б» доверенность от 19 декабря 2017 года (копия доверенности находится в материалах дела).
В связи с тем, что полномочия Д. единолично представлять интересы ответчика были оформлены ненадлежащим образом, а также для уточнения организационно-правовой формы ответчика рассмотрение дела было отложено на 28 февраля 2018 года.
Во втором судебном заседании 28 февраля 2018 года интересы истца представляли юристы, действующие на основании доверенностей от 27 октября 2017 года и 3 января 2018 года (копии находятся в материалах дела).
В данное судебное заседание явился юрист, предъявивший выданную обществом с ограниченной ответственностью «Б» 15 февраля 2018 года доверенность (копия доверенности находится в материалах дела).
Представители сторон изложили свои позиции по существу спора.
Представители истца поддержали позицию, изложенную в исковом заявлении и ходатайстве об увеличении исковых требований от 11 декабря 2017 года, и просили взыскать с ответчика часть задолженности по Контракту в сумме 42 200,0 евро, договорную неустойку в сумме 45 939,3 евро, расходы истца в связи с оказанием ему юридических услуг в сумме 180,0 доллара США и расходы по уплате арбитражного сбора.
Представитель ответчика просил отказать в удовлетворении исковых требований по основаниям, изложенным в ответе на исковое заявление.
Для заключения сторонами соглашения о применимом праве, обеспечения явки в судебное заседание директора ответчика, представления дополнительных пояснений и доказательств по существу спора рассмотрение дела было отложено на 23 марта 2018 года.
В судебном заседании 23 марта 2018 года отсутствовали представители обеих сторон.
Состав суда констатировал, что 22 марта 2018 года в Международный арбитражный суд при БелТПП поступило ходатайство представителя истца об отложении разбирательства дела на непродолжительный срок в связи с приобщением новых письменных доказательств по делу и ознакомлением с ними арбитров и представителя ответчика. В письме от 23 марта 2018 года представитель ответчика не возражал против отложения разбирательства по делу.
Рассмотрев данное ходатайство, состав суда определил отложить разбирательство по делу и назначить проведение судебного заседания 18 апреля 2018 года.
В судебном заседании 18 апреля 2018 года интересы истца представляли юристы, действующие на основании доверенностей от 27 октября 2017 года и 3 января 2018 года (копии находятся в материалах дела).
Интересы ответчика представляли директор, представивший приказ от 17 ноября 2016 года о вступлении в должность (копия находится в материалах дела), решение учредителя общества с ограниченной ответственностью «Б» от 28 февраля 2017 года (копия находится в материалах дела), коммерческий директор, действующий на основании доверенности от 15 февраля 2018 года (копия находится в материалах дела), а также юрист, действующий на основании доверенности от 15 февраля 2018 года (доверенность (копия доверенности) находится в материалах дела).
В данном судебном заседании представители сторон представили соглашение о применимом к Контракту праве – материальном праве Республики Беларусь.
Представители истца поддержали исковые требования в полном объеме и отметили, что в 2014 году ответчик подписал три документа, подтверждающих наличие его задолженности перед истцом: акт сверки от 29 января 2014 года, являющийся приложением № 3 к акту об установлении факта от 31 января 2017 года, пояснительную записку к годовому бухгалтерскому отчету за 2013 год и оборотно-сальдовую ведомость по счету 60 за 31 марта 2014 года.
Директор ответчика пояснил, что ответчик за поставленный по Контракту товар не рассчитался, так как товар не был продан и находится на складе ответчика, а также отметил, что не подписывал никаких актов сверок, подтверждающих наличие задолженности по Контракту.
Представитель ответчика также пояснил, что пояснительная записка к годовому бухгалтерскому отчету за 2013 год и оборотно-сальдовая ведомость по счету 60 за 31 марта 2014 года не могут быть рассмотрены как документы, подтверждающие факт признания долга ответчика перед истцом.
В связи с истечением срока исковой давности представители ответчика просили отказать в удовлетворении исковых требований в полном объеме.
В данном судебном заседании рассмотрение дела по существу было завершено.
Обоснование решения
Заслушав пояснения представителей сторон, исследовав имеющиеся в деле письменные доказательства, состав суда считает установленным следующее.
11 июня 2012 года истец и ответчик действительно заключили Контракт (копия находится в материалах дела), в соответствии с пунктом 1.1 которого истец обязался поставить, а ответчик должен был принять и оплатить товар – оборудование, приборы и материалы согласно спецификациям, являющимся неотъемлемой частью Контракта.
В соответствии с пунктом 2.2 Контракта поставка товара осуществляется партиями в течение 180 календарных дней с момента его заключения.
В пункте 3.1 Контракта стороны согласовали поставку товара, указанного в приложении к Контракту, на условиях DAP белорусский город.
Общая стоимость товара согласно пункту 4.1 Контракта составляет 1 531 310,0 евро.
По утверждению истца, во исполнение условий Контракта он поставил ответчику товар на общую сумму 296 140,0 евро.
В исковом заявлении содержится требование о взыскании с ответчика части основного долга по Контракту в сумме 42 200,0 евро в отношении товара, поставленного согласно инвойсу от 5 октября 2012 года и CMR-накладной от 5 октября 2012 года, содержащей отметку о получении ответчиком 12 октября 2012 года.
В ответе на исковое заявление ответчик заявил о пропуске истцом срока исковой давности по заявленному им требованию.
Подлежащая применению к отношениям сторон Конвенция об исковой давности определяет условия, при которых требования покупателя и продавца друг к другу, вытекающие из договора международной купли-продажи товаров или связанные с его нарушением, прекращением либо недействительностью, не могут быть осуществлены вследствие истечения определенного периода времени. Такой период времени именуется «сроком исковой давности» (статья 1 данной Конвенции).
В статье 24 Конвенции об исковой давности содержится положение о том, что истечение срока исковой давности принимается во внимание при рассмотрении спора только по заявлению стороны, участвующей в таком рассмотрении.
В статье 8 Конвенции об исковой давности установлен четырехлетний срок исковой давности.
В пункте 1 статьи 9 Конвенции об исковой давности указывается, что течение срока исковой давности начинается со дня возникновения права на требование, за исключением случаев, предусмотренных статьями 10, 11 и 12 данной Конвенции.
В пункте 1 статьи 10 Конвенции об исковой давности предусмотрено, что право на требование, вытекающее из нарушения договора, считается возникшим в день, когда имело место такое нарушение.
В пункте 4.2 Контракта содержится положение о том, что оплата за поставленную партию товара осуществляется в течение десяти рабочих дней с момента получения партии товара на склад ответчика.
Товар, поставленный истцом в рамках Контракта по инвойсу от 5 октября 2012 года и полученный ответчиком 12 октября 2012 года согласно CMR-накладной от 5 октября 2012 года, подлежал оплате не позднее 26 октября 2012 года.
Согласно пункту 1 статьи 28 Конвенции об исковой давности срок исковой давности истекает в конце дня, который соответствует календарной дате начала его исчисления. Если окончание срока исковой давности приходится на такой месяц, в котором нет соответствующей календарной даты, то срок истекает в конце последнего дня этого месяца.
Соответственно, течение четырехлетнего срока исковой давности началось с 27 октября 2012 года, а 27 октября 2016 года срок исковой давности истек.
В пункте 1 статьи 20 Конвенции об исковой давности содержится положение о том, что в случае, если должник до истечения срока исковой давности в письменной форме признает свое обязательство перед кредитором, то со дня такого признания начинает течь новый четырехлетний срок исковой давности.
По мнению ответчика, основания для возобновления течения срока исковой давности отсутствуют.
Истец утверждал, что срок исковой давности не пропущен, так как до истечения срока исковой давности в письменной форме ответчик признал свое обязательство перед истцом.
В исковом заявлении истец указал, что задолженность ответчика подтверждена подписанными им 18 января 2013 года и 29 января 2014 года актами сверки, а также оборотно-сальдовой ведомостью по счету 60 на 31 марта 2014 года, однако акт сверки от 18 января 2013 года представлен не был.
Обосновывая свою позицию о том, что срок исковой давности пропущен не был, истец сослался на акт об установлении факта от 31 июля 2017 года, пояснительную записку к годовому бухгалтерскому отчету ответчика за 2013 год и оборотно-сальдовую ведомость по счету 60 за 31 марта 2014 года.
По поводу данных обстоятельств состав суда отмечает следующее.
В силу положений пункта 1 статьи 20 Конвенции об исковой давности признание обязательства должника перед кредитором должно быть совершено в письменной форме.
В подпункте g) пункта 3 статьи 1 данной Конвенции указывается, что «письменная форма» означает также сообщения по телеграфу и телетайпу.
Таким образом, для применения пункта 1 статьи 20 Конвенции об исковой давности ответчик должен был признать свое обязательство должника перед кредитором в письменной форме.
Непосредственно в Конвенции об исковой давности отсутствуют положения, подтверждающие, что электронный документ удовлетворяет требованиям о письменной форме.
Что же касается подлежащего применению к отношениям сторон национального права, то согласно части четвертой статьи 22 Закона Республики Беларусь от 28 декабря 2009 года «Об электронном документе и электронной цифровой подписи» в случае, если в соответствии с законодательством Республики Беларусь требуется, чтобы документ был оформлен в письменной форме, то электронный документ и его копия считаются соответствующими этому требованию.
Согласно статье 1 Закона Республики Беларусь от 28 декабря 2009 года «Об электронном документе и электронной цифровой подписи» электронный документ – документ в электронном виде с реквизитами, позволяющими установить его целостность и подлинность.
В статье 16 данного Закона указывается, что электронный документ должен соответствовать следующим требованиям:
создаваться, обрабатываться, храниться, передаваться и приниматься с помощью технических, программных и программно-аппаратных средств;
иметь структуру, установленную статьей 17 данного Закона;
быть представляемым в форме, доступной и понятной для восприятия человеком.
Согласно статье 17 данного Закона электронный документ состоит из двух неотъемлемых частей – общей и особенной. Общая часть электронного документа состоит из информации, составляющей содержание документа. Особенная часть электронного документа состоит из одной или нескольких электронных цифровых подписей, а также может содержать дополнительные данные, необходимые для проверки электронной цифровой подписи (электронных цифровых подписей) и идентификации электронного документа, которые устанавливаются техническими нормативными правовыми актами.
Таким образом, письменным документом согласно положениям Закона Республики Беларусь от 28 декабря 2009 года «Об электронном документе и электронной цифровой подписи» является электронный документ, удовлетворяющий требованиям статей 16 и 17 данного Закона, а также копия этого документа, соответствующая требованиям названного Закона.
Так, согласно части первой статьи 20 данного Закона копия электронного документа создается путем удостоверения в порядке, установленном законодательством Республики Беларусь, формы внешнего представления электронного документа на бумажном носителе.
Соответствующий порядок установлен Положением о порядке удостоверения формы внешнего представления электронного документа на бумажном носителе, утвержденным постановлением Совета Министров Республики Беларусь от 20 июля 2010 года № 1086.
В части второй статьи 20 Закона Республики Беларусь от 28 декабря 2009 года «Об электронном документе и электронной цифровой подписи» указывается, что копия электронного документа должна содержать указание на то, что она является копией соответствующего электронного документа.
Пунктом 3 статьи 20 этого же Закона предусматривается, что удостоверение формы внешнего представления электронного документа на бумажном носителе осуществляется:
нотариусом или другим должностным лицом, имеющим право совершать нотариальные действия;
регистратором республиканской или территориальной организации по государственной регистрации недвижимого имущества, прав на него и сделок с ним;
организацией или индивидуальным предпринимателем, имеющими право на осуществление деятельности по удостоверению формы внешнего представления электронного документа на бумажном носителе на основании специального разрешения (лицензии), если его получение предусмотрено законодательством Республики Беларусь о лицензировании.
Таким образом, представленный истцом акт об установлении факта от 31 июля 2017 года, в котором содержатся сведения о наличии в электронной почте истца писем, в частности от 29 января 2014 года, полученных от электронной почты по адресу ответчика, не может свидетельствовать о соблюдении требований к письменной форме признания обязательства ответчика перед истцом, содержащихся в Конвенции об исковой давности и в белорусском законодательстве.
Состав суда также отмечает, что акт сверки от 18 января 2013 года, на который истец первоначально ссылается в исковом заявлении в качестве доказательств подтверждения задолженности ответчиком, составу суда представлен не был, а пояснительная записка к годовому бухгалтерскому отчету ответчика за 2013 год и оборотно-сальдовая ведомость не могут рассматриваться как признание в письменной форме ответчиком обязательства перед истцом, поскольку не содержат такого признания.
Кроме того, состав суда отмечает, что из буквального содержания письма истца в адрес ответчика от 28 января 2014 года следует, что указанные в этом письме документы, в том числе оборотно-сальдовые ведомости, запрашивались истцом в связи с аудиторской и налоговой проверкой, а не в связи с понуждением ответчика к исполнению обязательств по договору перед истцом.
Соответственно, истец не представил доказательств признания ответчиком до истечения срока исковой давности в письменной форме своего обязательство перед кредитором по договору согласно пункту 1 статьи 20 Конвенции об исковой давности.
В пункте 1 статьи 25 Конвенции об исковой давности содержится положение о том, что с учетом положений пункта 2 данной статьи и статьи 24 данной Конвенции требование не подлежит признанию и принудительному осуществлению при любом рассмотрении спора, начатом после истечения срока исковой давности.
Согласно части второй статьи 200 Гражданского кодекса Республики Беларусь истечение срока исковой давности, о применении которой заявлено стороной в споре, является основанием к вынесению судом решения об отказе в иске.
На основании вышеизложенного в связи с истечением срока исковой давности, о применении которого заявлено ответчиком, состав суда отказывает истцу в удовлетворении требования о взыскании с ответчика части задолженности по Контракту в сумме 42 200,0 евро.
Согласно статье 27 Конвенции об исковой давности с истечением срока исковой давности по главному долгу считается истекшим срок давности и по обязательству уплаты процентов по этому долгу.
В статье 208 Гражданского кодекса Республики Беларусь также содержится положение о том, что с истечением срока исковой давности по главному требованию истекает срок исковой давности и по дополнительным требованиям (неустойка, залог, поручительство и т.п.).
Таким образом, с истечением срока исковой давности по главному требованию истекает срок исковой давности и по дополнительным требованиям, в частности по требованию о взыскании договорной неустойки.
Соответственно, состав суда отказывает истцу и в удовлетворении требования о взыскании с ответчика неустойки в сумме 45 939,3 евро.
В соответствии с пунктом 1 статьи 59 Регламента Международного арбитражного суда при БелТПП стороне, в пользу которой вынесено решение, состав суда присуждает с другой стороны все понесенные ею необходимые расходы по делу.
Пунктом 1 статьи 60 Регламента Международного арбитражного суда при БелТПП предусмотрено, что сторона, в пользу которой вынесено решение, может также требовать возложения на другую сторону понесенных ею разумных издержек, возникших в связи с арбитражным разбирательством, в частности расходов, связанных с защитой своих интересов через представителей.
В связи с отказом в удовлетворении иска расходы истца по уплате арбитражного сбора в сумме 5 647,99 евро и расходы истца, связанные с защитой своих интересов через представителей, в сумме 180,0 доллара США взысканию с ответчика в пользу истца не подлежат.
Руководствуясь статьей 24 Закона Республики Беларусь «О международном арбитражном (третейском) суде», а также статьей 13 Регламента Международного арбитражного суда при БелТПП, состав суда обеспечил сторонам равные возможности для защиты своих прав.
На основании изложенного и в соответствии со статьями 200, 208 Гражданского кодекса Республики Беларусь, пунктом 1 статьи 20, статьями 25, 27 Конвенции об исковой давности, статьями 3, 22, 24, 36 и 40 Закона Республики Беларусь «О международном арбитражном (третейском) суде», а также статьями 2, 4, 13, 28, 38, 40, 59, 60 Регламента Международного арбитражного суда при БелТПП состав суда
РЕШИЛ:
Отказать акционерному обществу «А» (Республика Болгария) в удовлетворении требований о взыскании с общества с ограниченной ответственностью «Б» (Республика Беларусь) основного долга в сумме 42 200,0 (сорок две тысячи двести) евро, пени в сумме 45 939,3 (сорок пять тысяч девятьсот тридцать девять и три десятых) евро, расходов по оказанию юридической помощи в сумме 180,0 (сто восемьдесят) доллара США и расходов истца по уплате арбитражного сбора в сумме 5 647,99 (пять тысяч шестьсот сорок семь и девяносто девять сотых) евро.